Иви открыла дверь, которая не скрипнула даже сейчас, когда ею не пользовались уже почти два года. Свет фонаря выхватил отдельные предметы: картины, несколько скульптур, безмолвствующий музыкальный автомат... Щелкнул выключатель, заливая все мягким, таким домашним теплым светом. Все было так же, как и тогда, когда она была здесь последний раз.
Молодая женщина нажала кнопку и заиграла музыка – та самая песня, под которую они танцевали... Иви стояла, смотря на светлый камень, на узорчатые крылышки бабочек под стеклом, на цветные огоньки автомата, стояла и прислушивалась, ожидая услышать шаги у себя за спиной, желая услышать их, и боясь их услышать.
Но никто так и не приходил. Было пусто вокруг и одиноко, и только статуи да безмолвные доспехи обитали теперь, в этом музее, в этом склепе. Иви вытерла непрошенную слезинку со щеки и обернулась. Где-то в глубине души она ждала и надеялась увидеть высокую фигуру в черном костюме и маске Гая Фокса в проеме арки, но там была только чернота темного коридора, которая рассеялась щелчком еще одного выключателя.
Девушка направилась в «свою» комнату – туда, где она жила когда-то несколько месяцев. Книги так и стояли неровными кипами вдоль стен, словно причудливые обои дизайнера-оригинала. На кровати лежал черный одежный мешок с вешалкой сверху, на нем стояла коробка, а сверху был конверт с одним коротким словом, выведенным не самым разборчивым почерком человека, привыкшего писать быстро и много, - словом было ее имя. Открыв письмо, молодая женщина прочла:
Иви,
Если ты сейчас разбираешь мои каракули, значит сегодня вечером меня убили, а еще это значит, что моя революция оказалась не полной.
Я предполагал такую возможность, хотя и надеялся на лучшее. Сомнения появились, когда ты ушла от меня. Я знаю, я был жесток с тобой, но я не видел другого способа помочь тебе. Ты же не поняла меня, ты не приняла моего дара (и не знаю, примешь ли сегодня...), и тогда я осознал, что люди так же могу не понять, не принять сразу ту свободу, которую получат.
Возможно, на то есть свои причины – все, что сделал я, было в первую очередь личной вендеттой. Поэтому я и завещаю полную победу тебе, победу чистую, не устланную ненавистью, а достигнутую простой необходимостью. Я знаю, какую ношу перекладываю на твои хрупкие плечи, но так же я знаю, что ты в силах принять этот груз и пронести его с гордо поднятой головой. Я верю в тебя, девочка, потому и приготовил несколько подарков, думаю, они тебе пригодятся.
V
4 ноября 2021 года.
- Ты... ты... да как ты только посмел?! – Покричала Иви в пустоту, комкая листок и швыряя его прочь. – Как ты мог меня оставить? Зачем, почему?
Девушка сидела на полу, облокотившись о край кровати, и не могла унять рыдания. Тогда на платформе не было слез, не было сожалений, даже боль утраты пришла позже. И только сейчас она поняла, что часть ее самой умерла той осенней ночью, оставив пустоту, пустоту, которую было нечем заполнить. Иви так и сидела, пока часы не пробили четверть – один гулкий удар словно разбил стеклянную стену, с таким трудом возведенную за два года, стену, за которой можно было спрятаться от воспоминаний, от боли... Эта боль была намного сильнее, чем тогда, в камере, во время пыток, эта боль опустошала, не оставляя ничего по себе, ни чувств, ни сомнений, напоминая, как это, жить без страха, жить свободной, настолько легкой, что кажется сейчас взлетишь, легкой, потому что пустой...
Встав, молодая женщина направилась в ванную, где умылась, где увидела в зеркале отражение: лицо человека - человека, которому нечего терять. Вернувшись в комнату, она подняла смятое письмо. Расправила его, аккуратно сложила и засунула в карман. Затем, подойдя к кровати, расстегнула молнию и увидела костюм V – полный набор, а не только плащ. Все было сшито точно по е размеру. В коробке оказалась маска, парик, пояс с ножами и небольшое устройство, которое, стоило Иви заговорить, повторило ее слова голосом давно ушедшего человека.
- Ты знал, - горько усмехнулась девушка. – Ты знал, ты все предвидел...
Маска была немного меньше той, что носил сам “V”, как раз такая, что надень ее Иви, пропорции фигуры были бы сохранены идеально.
Взяв все вещи с собой, она пошла в другую комнату – туда, где стоял туалетный столик, словно позаимствованный из театральной гримерной – с лампами, вмонтированными в раму. Телевизор рядом, создавал фоновый шум, хоть немного разнообразя гнетущую тишину. Иви же занялась туалетом.